Западный фронт, в который входила 33-я армия, был левым соседом 1-го Прибалтийского фронта. Конфигурация фронтов сложилась так, что удобнее для управления было передать нашу 39-ю армию в состав Западного фронта, что и было сделано. С 20 января по 24 апреля 1944 года наша 39-я армия под командованием генерала Н.Э. Берзарина, будущего первого советского коменданта Берлина, находилась в составе Западного фронта. Примерно в это же время — в марте и апреле 1944 года — Петров командовал 33-й армией.

Чтобы конкретно представить себе деятельность И.Е. Петрова на этом посту, я разыскал одного из его сослуживцев по 33-й армии, человека, близкого к Петрову и широко осведомленного. Сейчас Илларион Авксентьевич Толконюк — генерал-лейтенант в отставке. После войны мы с ним встречались не раз, я бывал в тех округах, где он занимал должности начальника штаба и заместителя командующего.

Илларион Авксентьевич крепок, плечист, немного располнел и поседел, но энергия и подвижность сохранились в нем по сей день. Оперативная работа, несомненно, накладывает на человека свой отпечаток, а Толконюк всю войну прошел начальником оперативного отдела армии. Кто работал в штабах, знает, какая это ответственная, беспокойная и суматошная должность.

Илларион Авксентьевич еще до войны начинал писать стихи и вот после увольнения из армии, на покое, опять занялся поэзией, да не просто так — для себя, у него вышло несколько сборников стихов. Поэтому и творческие дела нас сводили не раз. Но, работая над главой о пребывании Петрова в 33-й армии, я специально навестил генерала Толконюка и стал его расспрашивать. Как бывает у людей, много лет прослуживших в армии, у нас оказалось немало общих знакомых, а это всегда сближает собеседников.

— Где находилась Тридцать третья армия и какие бои она вела ко дню назначения Петрова? — задал я первый вопрос.

— В то время мы вели трудное наступление на Витебск, армия понесла большие потери еще в предыдущих боях и, обессиленная, успеха не имела. Командующий армией генерал-полковник Василий Николаевич Гордов до назначения в нашу армию командовал Сталинградским фронтом. Когда мы узнали о прибытии Петрова — тоже бывшего командующего фронтом, Северо-Кавказским, офицеры даже пошучивали: «Наша армия вроде штрафной». Гордов не был виноват в неудачах, постигших Тридцать третью армию. За последние месяцы она начинала несколько операций, но все они не имели успеха, потому что готовились наспех, без достаточного обеспечения артиллерией, боеприпасами.

— Кто входил в руководство армии?

— Членом Военного совета у нас был генерал Бабийчук Роман Павлович — старый опытный политработник. Начальник штаба — генерал Киносян Степан Ильич. Начальник разведотдела — полковник Ермашкевич Борис Кириллович.

— Я знал Киносяна. Степан Ильич служил после войны вместе с Петровым в Туркестанском округе, был начальником штаба.

А Ермашкевича встречал в Прикарпатском военном округе и в штабе сухопутных войск… Так что обоих хорошо знаю. А как выглядел Петров, когда прибыл к вам?

— Это был статный, представительный человек в пенсне. Одет он был в новую генеральскую шинель, папаху. Правда, на следующий же день после приезда он сменил эту новую шинель на свою старую кожаную куртку, в которой его видели в боях на Кавказе. Держался Иван Ефимович спокойно, никаких признаков горечи после снятия и понижения в звании. Сразу же занялся работой, стал знакомиться с обстановкой, с командирами соединений.

Раньше я генерала Петрова лично не знал и поначалу старался понять его характер, требования и подход к делу. Первое знакомство началось с того, что новый командующий попросил подробно доложить ему о положении и состоянии войск армии, с оценкой ее боевых возможностей. Я докладывал в присутствии начальника штаба и члена Военного совета, с которыми он беседовал еще до моего прихода. Петров слушал внимательно, не перебивал. Затем высказал несколько своих соображений о работе штаба, потребовал от оперативного отдела, чтобы он не занимался излишней опекой и не подменял подчиненные штабы. Его требования во многом отличались от прежней нашей практики, но чувствовалось — Петров убежден в правильности и полезности того стиля работы, о котором говорил.

Не знаю, как он изучал других ближайших помощников, а меня, я это сразу понял, испытывал на конкретных делах. Вот один пример, как это он делал. Однажды ночью, когда я спал и свет в блиндаже не горел, раздался телефонный звонок. Говорил командарм. Его вызывали в штаб фронта, он потребовал к утру подготовить нужные ему справки, перечислив их более десяти. Не имея возможности записать в темноте, я старался все точно запомнить. Справки были подготовлены в срок, но когда я их по очереди выкладывал на стол, генерал вдруг строго спросил: «Зачем вы мне даете справку об укомплектованности рот? Она мне не нужна». И тут же весело посмотрел на меня и сказал: «Перестарался? Ну ничего». Позднее не раз внезапно задавал мне вопросы, явно проверяя мою осведомленность даже в тех делах, о которых по своему служебному положению должны докладывать другие лица. Например, сколько боеприпасов в каждой дивизии или сколько на каком участке противотанковых орудий.

В отличие от генерала Гордова новый командарм не требовал от начальника оперативного отдела докладывать ему предложения по тем или иным вопросам, хотя порой советовался. Вскоре я убедился — Петров до тонкостей знал и любил штабную службу и при случае сам отрабатывал важные оперативные документы. Мы, штабники, при всем желании не могли найти недостатков в них. Как-то в период короткого боевого затишья генерал задумал провести командно-штабное учение в одной из дивизий, находившейся в резерве. Он дал мне указание подготовить для него карты и справки, сказав, что план проведения учения разработает сам. Меня это удивило, и я попросил не отбирать хлеб у оперативного отдела и не обременять себя. Петров ответил, что не сомневается в способностях работников штаба, но предпочитает лично готовить материалы учения, ибо сам руководитель лучше воплотит в разработку свои идею и замысел. «Я не провожу учений по чужим разработкам», — сказал он.

Признаться, в душе я почувствовал обиду, посчитав, что командарм не доверяет нам не такое уж сложное дело. Чтобы показать ему, что на нас, операторов, он может в таких делах положиться, я быстро в своем оперативном отделе занялся этим же делом. Через двое суток я положил на стол командующему полную разработку учения, попросив просмотреть на всякий случай: авось пригодится. Иван Ефимович, только начавший работу над планом, удивился быстроте разработки материалов и пообещал ознакомиться с ними. Через несколько часов он вернул мне мой план учения, утвержденный без поправок и замечаний. «Будем проводить учение по вашей разработке, — сказал он при этом. — Вы назначаетесь начальником штаба руководства».

Учение прошло спокойно, без каких бы то ни было осложнений. С той поры новый командарм перестал меня испытывать и относился ко мне с полным доверием.

— Какую операцию вы тогда готовили?

— Не готовили, а проводили. Наступали на Витебск. Это было наступление, в успех которого мы сами не верили. Не было сил, армия выдохлась. Но был приказ наступать, и мы его выполняли.

— Неужели в штабе фронта не видели бесполезности ваших усилий?

— Там все видели и все понимали, поэтому и приказывали. Дело в том, что южнее и севернее нашего Западного фронта другие фронты наступали, и вот мы своими действиями должны были не дать противнику возможности перебросить туда резервы из группы армий «Центр». Эту задачу мы и выполнили.

— Был ли какой-то более широкий замысел у Петрова?

— Он нам об этом не говорил. Но, думаю, он стремился, выполняя приказ о наступлении, одновременно восстановить силы армии и по-настоящему ударить на Витебск. Петров очень много времени уделял обучению войск в тылу. Прибывающее пополнение не распылял, а накапливал. И учил. Настойчиво и последовательно.

— Какие это дало результаты?