Эта потеря была одной из многих в те дни. Однажды из 25-й Чапаевской дивизии вместе с боевыми донесениями сообщили: тяжело ранена пулеметчица Нина Онилова.
Первым об Ониловой написал московский журналист, корреспондент ТАСС А. Хамадан. Он познакомился с Петровым в дни боев за Одессу, где они по-настоящему подружились. Хамадан, будучи больным человеком, «белобилетником», не подлежащим призыву в армию, пользуясь корреспондентскими возможностями, приехал не только в огненную Одессу, но и в Севастополь. Он написал одну из первых книг о героических защитниках города под названием «Севастопольцы», она вышла в 1942 году с предисловием генерала Петрова.
Трагически сложилась судьба А. Хамадана. В последний день обороны ему по приказу Петрова был дан пропуск для посадки на самолет, но он уступил свое место одному из раненых. В занятом фашистами городе Хамадан попал в лагерь, вел там подпольную работу среди пленных, за что был казнен гитлеровцами в мае 1943 года.
О последних днях жизни Нины Ониловой я рассказываю по запискам Хамадана, не ставлю эти строки в кавычки лишь потому, что они дополнены некоторыми деталями.
Узнав о ранении героической пулеметчицы, Петров позвонил в медсанбат, спросил:
— В каком состоянии Онилова?
— В очень тяжелом, отправили в госпиталь, может быть, там помогут, у них больше возможностей.
Петров позвонил в госпиталь. Профессор Кофман грустно ответил:
— Все возможное сделали. Больше ничем помочь не можем. Она продержится несколько часов.
Петров коротко бросил Крылову:
— Съезжу в госпиталь.
В подземной пещере тускло горят электрические лампочки, душно, пахнет лекарствами и сырым камнем.
Онилова лежит бледная, с закрытыми глазами, кажется мертвой. Петров внимательно посмотрел на профессора. Тот тихо сказал:
— Она жива. Иногда открывает глаза. Очень слаба. Много крови потеряла.
Петров сел на табуретку у кровати, увидел на тумбочке стопку бумаг, стал их перебирать: вырезки из газет, письма, «Севастопольские рассказы» Толстого. Иван Ефимович стал читать пометки Ониловой на полях: «Как это верно», «И у меня было такое чувство». Особенно привлекла внимание запись: «Советский Севастополь — это героическая и прекрасная поэма Великой Отечественной войны. Когда говоришь о нем, не хватает ни слов, ни воздуха для дыхания. Сюда бы Льва Толстого. Только такие русские львы и могли бы все понять. Понять и обуздать, одолеть, осилить эту бездну бурных человеческих страстей, пламенную ярость, ледяную ненависть, мужество и героизм, доблесть под градом бомб и снарядов, доблесть в вихре пуль и неистовом лязге танков. Он придет, наш Лев Толстой, и трижды прославит тебя, любимый, незабываемый, вечный наш Севастополь».
Профессор взял с тумбочки и протянул командующему тетрадь:
— Не успела еще дописать, пишет актрисе из фильма «Чапаев».
Петров взял письмо, стал читать:
«Настоящей Анке-пулеметчице из Чапаевской дивизии, которую я видела в кинокартине “Чапаев”. Я незнакома вам, товарищ, и вы меня извините за это письмо. Но с самого начала войны я хотела написать вам и познакомиться. Я знаю, что вы не та Анка, не настоящая чапаевская пулеметчица. Но вы играли, как настоящая, и я вам всегда завидовала. Я мечтала стать пулеметчицей и так же храбро сражаться. Когда случилась война, я была уже готова. Сдала на «отлично» пулеметное дело. Я попала — какое это было счастье для меня! — в Чапаевскую дивизию, ту самую, настоящую. Я со своим пулеметом защищала Одессу, а теперь защищаю Севастополь. С виду я очень слабая, маленькая, худая. Но я вам скажу правду: у меня ни разу не дрогнула рука. Первое время я еще боялась. А потом страх прошел… Когда защищаешь дорогую, родную землю и свою семью (у меня нет родной семьи, и поэтому весь народ — моя семья), тогда делаешься очень храброй и уже не понимаешь, что такое трусость. Я вам хочу подробно написать о своей жизни и о том, как вместе с чапаевцами борюсь против фашистских…»
Онилова открыла глаза. Сначала поглядела вверх на лампочку, потом медленно перевела взгляд на Петрова. Узнала, попыталась подняться. Иван Ефимович остановил ее, положил руку на плечо. Девушка улыбнулась, тихо, слабым голосом сказала:
— Как же это вы пришли? Спасибо вам. Я знаю, что я скоро умру. Но я счастлива — успела кое-что сделать.
Петров погладил Нину по голове.
— Ты славно воевала, дочка, — сказал он, стараясь преодолеть хрипоту, появившуюся в голосе. — Спасибо тебе от всей армии, от всего нашего народа. Ты хорошо, дочка, очень хорошо сражалась.
Я помню, как ты била врагов еще в Одессе. Помнишь лесные посадки, высоту над Дальником?
Онилова закрыла и тут же открыла глаза, дав понять этим, что помнит.
— Помню, все помню, товарищ генерал, — прошептала она.
— Весь Севастополь знает тебя. Вся страна будет теперь знать. Спасибо тебе, дочка, от всех нас, твоих боевых товарищей. — Петров еще раз погладил Нину по голове, поцеловал в лоб, сказал, будто извиняясь: — Пойду, милая, дел неотложных много. Бьем мы фашистов. Бьем! А ты поправляйся.
Петров отвернулся, снял пенсне и стал протирать его платком…
В тот же вечер Нина Онилова скончалась, она похоронена вместе со своими боевыми друзьями в Севастополе. Петров, несмотря на занятость, был на ее похоронах.
Нине Ониловой посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
Тем временем севастопольцы готовились к отражению решающего штурма противника.
Большое внимание Петров вместе со своим начальником артиллерии Рыжи уделял маневру огнем артиллерии — ее Петров считал главной ударной силой. В каждом из секторов приходилось по 14–15 стволов на километр фронта. Рыжи был большой знаток своего дела, он добился такой маневренности, что мог сосредоточить огонь орудий числом до трехсот там, где это потребуется. Вся артиллерия, вплоть до самой тяжелой, готовилась к ведению огня прямой наводкой по танкам. Создавался запас боеприпасов, которые по-прежнему привозили на подводных лодках. Делали самодельные мины, гранаты, бутылки с горючей смесью. Характерно, что именно в ожидании решающего штурма Николай Кирьякович Рыжи, ставший к тому времени генералом, вступил в партию.
В дни этого относительного затишья в Севастополь приехал сын Ивана Ефимовича.
Юра был моложе меня на два года, в 1942 году ему должно было исполниться восемнадцать — призывной возраст. Он ждал этот год с нетерпением. Все друзья старше его были уже на фронте, а он «по малолетству» все еще прозябал в тылу. В декабре 1941 года Петров получил от сына не письмо, а крик души. Он окончил ускоренный курс Ташкентского училища, просился на фронт. Иван Ефимович понял его и разрешил приехать. Юра добирался через Каспий, Кавказ, Черное море. И вот наконец он в Севастополе.
Для первоначального обучения фронтовым делам отец поручил его заботам своего ординарца Антона Емельяновича Кучеренко, проходящего вот уже через вторую войну. Антон Емельянович быстро нашел подход к непоседливому молодому человеку, чем-то так взял его в руки, что Юра уважал его и побаивался не меньше, чем отца. Когда Юра прошел этот своеобразный курс начального обучения, Иван Ефимович назначил его своим адъютантом вместо погибшего Кахарова и в работе не щадил, гонял с поручениями в штабы частей, чтоб набирался парень опыта, да чтоб и окружающие видели — никаких родственных поблажек. Юра на людях всегда к нему обращался официально — «товарищ генерал». В минуты отдыха шутливо жаловался молодым командирам: «С вами он добрый, а меня жучит беспощадно, только успевай поворачиваться с поручениями».
ВНЕЗАПНЫЙ УДАР
Для того чтобы показать характер героя, в обычных романах писатель проводит его через ряд событий и трудностей, в преодолении которых раскрывается для читателей образ этого человека. Главные трудности на войне создает и причиняет враг. Есть, конечно, и другие, не зависящие от противника трудности: под Севастополем, например, оторванность от всей Красной Армии и ее тылов, большие сложности со снабжением, обеспечением боеприпасами, лечением раненых и многое другое. Но главное — противник. И тот, кто им командует на этом участке. Ведь каждый из полководцев противника — человек со своей биографией, привычками, особенностями, а как военачальник — с определенным образованием, опытом, склонностями. Все это не безразлично для боевых действий, в которых они участвовали. Немецкие генералы знали свое дело, и талантливых среди них было немало. Тем весомее заслуга наших военачальников, одолевших этих сильных и умелых врагов.