Генерал Петров опасался, как бы в такой ответственный период решение об эвакуации не повлияло на снижение стойкости войск. Могли возникнуть суждения: раз приходится отсюда уходить, то зачем держать до последнего какой-то рубеж роте или батальону? К тому же 9 октября противник опять перешел в общее наступление. Из показаний первых же пленных выяснилось, что появились новые части и что перед наступающими была поставлена решительная задача: овладеть окраиной города. Смогут ли в таких условиях наши ослабленные передовые части удержать линию фронта? Или противник, смяв первый эшелон, нагонит и уничтожит тех, кто готовится к погрузке в тылу?
В создавшейся обстановке первоначальный план последовательной эвакуации частей уже не подходил. Надо было искать какой-то другой выход. Генерал Петров и его штаб выдвигают новый план эвакуации, предлагая одновременно, одним броском, вывести и погрузить на корабли все войска. Этот план, конечно, был очень сложен и рискован, требовал большой организованности. Надо очень искусно ввести противника в заблуждение, чтобы он не догадался и не обнаружил одновременного ухода, иначе все может кончиться катастрофой.
Предложение об изменении плана эвакуации встретило возражение со стороны командующего Одесским оборонительным районом контр-адмирала Жукова. Он был за то, чтобы придерживаться прежнего решения, принятого еще Софроновым, тем более что ранее намеченный план эвакуации был утвержден и вышестоящим командованием.
Иван Ефимович доказывал, что новый план выдвигается потому, что так складывается обстановка, что обстоятельства требуют изменить ранее принятый план действия. Решение об эвакуации не может долго оставаться в секрете. И то, что подразделения и части будут грузиться поочередно, тоже будет замечено противником. И тогда в один из дней решительным наступлением противник конечно же опрокинет подразделения, которые на переднем крае будут прикрывать эвакуацию. Надо не забывать — они малочисленны, а у противника под Одессой около 20 дивизий. Части прикрытия могут не сдержать такого сильного врага, и тогда противник ворвется в город и порт и все, кто не успел эвакуироваться, станут его жертвой. Вот поэтому, опираясь на изменение в обстановке, Петров и настаивал на изменении плана эвакуации.
Разумеется, не один Петров правильно оценивал создавшуюся обстановку. Необходимость внести изменения в план эвакуации видели и многие другие. Но как командующий армией принимал это решение, осуществлял его и нес полную ответственность за возможные последствия в случае провала конечно же и генерал Петров.
Вот что пишет в своих воспоминаниях бывший член Военного совета OOP генерал-майор Ф.Н. Воронин:
«Петрову пришлось прежде всего решать вопрос о том, как организовать вывод войск из боя и эвакуацию армии. К тому времени у работников оперативного отдела штаба уже возникала мысль: нельзя ли отвести войска с рубежа обороны не последовательно, как предлагалось до сих пор, а все сразу? И.Е. Петров одобрил эту идею, — я его в этом поддержал».
Маршал Крылов об этом же:
«Что касается И.Е. Петрова, то командарм был с самого начала в курсе разработки этого плана и горячо его поддерживал, считая, что необходимо предельно сократить сроки эвакуации, дабы противник не воспользовался постепенным ослаблением нашей армии для решительной атаки и прорыва фронта. Возможность одновременного отвода войск Иван Ефимович обсуждал почти со всеми командирами дивизий, которые отнеслись к этому положительно. Мы стали ориентироваться на завершение эвакуационной операции в ночь на 16 октября».
По поводу нового плана эвакуации сам Иван Ефимович говорил так:
«Получение приказа Ставки об эвакуации внесло ясность в обстановку и поставило перед войсками отчетливую, конкретную задачу — организовать эвакуацию так, чтобы не было никаких потерь ни в людях, ни в материальной части…
Торопливость и связанная с ней нервозность проведения эвакуации, а тем более при таком плане, какой был намечен, — выводить гарнизон частями, — грозили серьезными потерями и материальной части, и личного состава. Поэтому командование Приморской армии, проанализировав создавшуюся обстановку, предложило эвакуацию войск отложить на 10 дней. За это время последовательно и планомерно вывезти всех раненых, госпитали, все тылы, материальные ценности, излишнюю артиллерию, транспорт, а оставшиеся войска, освобожденные от тяжелой материальной части, эвакуировать сразу, в одну ночь, внезапно оторвавшись от противника».
При таком варианте многое зависело от того, хватит ли транспорта и кораблей, чтобы сразу в одну ночь погрузить личный состав сухопутных войск, моряков и персонал, обслуживающий порт.
В конце концов удалось убедить командование Одесского оборонительного района. Но когда этот план был доложен командующему Черноморским флотом вице-адмиралу Октябрьскому, он возражал, настаивал на выполнении ранее утвержденного плана.
Генерал Петров понимал: командующий и члены Военного совета флота просто не решаются докладывать в Ставку о целесообразности одновременной эвакуации только потому, что прошло всего двое суток после того, как они доложили в Ставку совсем другие сроки и порядок постепенной эвакуации. То, что изменилась обстановка, и это главная причина возникновения нового плана эвакуации, они сами не полностью осознают. Но все же Петров надеялся — поймут. Ведь вопрос стоит о жизни тысяч людей, которые нужны, кстати, как можно быстрее для защиты Крыма, а новый план эвакуации именно этому и способствует.
К утверждению нового плана эвакуации Одессы имел отношение уже знакомый читателям генерал-майор Хренов. Вот что рассказал мне по этому поводу Аркадий Федорович:
— Утром десятого октября меня пригласил к себе контр-адмирал Жуков. Он сказал: «По радио трудно изложить все доказательства реальности нового плана эвакуации. Военный совет просит вас, Аркадий Федорович, отправиться в Севастополь и лично все доложить вице-адмиралу Октябрьскому». Я прикинул, какие еще дела по инженерному обеспечению предстояло сделать и, будучи уверен, что с ними справится начальник инженерных войск Приморской армии Кедринский, спросил: «Когда надо выезжать?» — «Сегодня ночью». В ту же ночь я ушел, как говорят моряки, на «морском охотнике» в Севастополь. На следующее утро я уже был на флагманском командном пункте у Октябрьского. Он внимательно выслушал все доводы в пользу пересмотра плана эвакуации, но принимать решение не спешил, слишком дорогая цена была бы за ошибку и поспешность. Да и перестроить уже разработанные планы и графики движения, загрузки и разгрузки многочисленных транспортов, я полагаю, было непросто. «Обсудите все эти предложения с начальником штаба флота», — сказал Филипп Сергеевич. Я тут же отправился к Елисееву, при этом разговоре присутствовал член Военного совета флота Кулаков. Приведенные мною расчеты и доказательства в штабе были приняты с пониманием, несмотря на то, что именно им, штабникам, это задаст очень много работы. После разговора мы все вместе опять пошли к Октябрьскому. Он нас выслушал и сказал Кулакову: «Отправляйтесь-ка вы, Николай Михайлович, в Одессу, ознакомьтесь с обстановкой на месте и доложите Военному совету, тогда и примем окончательное решение. А штабу, чтоб не упустить время, начать, не откладывая, проработку нового варианта независимо от того, состоится он или нет». На этом моя миссия кончилась, — завершил свой рассказ Хренов.
Дивизионный комиссар Кулаков на следующий день был уже в Одессе. За два-три часа он сумел побеседовать со множеством людей и выяснить все детали одесской обстановки. Надо сказать, что Кулаков, решительный, волевой и в то же время жизнерадостный человек, пользовался среди защитников Одессы, и особенно среди моряков, большой популярностью, его все знали и уважали. Говорили с ним откровенно, и поэтому за короткое время у Кулакова сложилось уже совсем иное суждение, чем то, с которым он прибыл в Одессу.